было добиться нейтрализации Советского Союза. Именно поэтому появились первые сигналы о возобновлении советско-германских отношений. 22 декабря из Берлина последовало предложение начать кредитные и торговые переговоры. 12 января 1939 года на новогоднем приеме для дипкорпуса полпред Мерекалов стал соавтором политической сенсации: «Обходя послов, Гитлер подошел ко мне, поздоровался, спросил о житье в Берлине, о семье, о моей поездке в Москву, подчеркнув, что ему известно о моем визите к Шулленбургу в Москве, пожелал успеха и распрощался. За ним подходили по очереди: Риббентроп, Ламерс, ген. Кейтель и Майснер»[1402].

Немецкие жесты в сторону Москвы и антизападный настрой Гитлера не остались без внимания в Лондоне и Париже. 26 января Бонне заявил о сохранении в силе договора с СССР. В Москву в срочном порядке прибыли новые послы Великобритании и Франции. Но их встречи с советским руководством не добавили определенности в отношениях.

Муссолини меж тем дал согласие на предложение Гитлера превратить Антикоминтерновский пакт в трехсторонний военный альянс. Участником пакта, несмотря на недвусмысленное предупреждение Москвы, стала Венгрия, что привело к разрыву с ней дипломатических отношений. Усилилась помощь «антикоминтерновцев» генералу Франко, что сделало положение республиканского правительства катастрофическим. Хуан Негрин и Мендес-Аспе писали Молотову: «Продолжающаяся уже более 29 месяцев война против вторжения тоталитарных стран исчерпала непосредственные, имевшиеся в распоряжении Испании экономические ресурсы». Умоляли предоставить заем на 100 миллионов долларов. Основания сомневаться в способности республиканцев сопротивляться были, Микоян наложил на письмо отрицательную резолюцию. К ней добавилось не менее решительное: «Вопрос решен. Молотов»[1403]. 21 января поверенный в делах Сергей Марченко передает крик отчаяния испанского правительства: «В письме на имя Молотова Негрин просит о самом срочном отпуске двухсот тысяч винтовок, трех тысяч легких пулеметов… Если не будет принято немедленных мер, то может наступить непоправимая катастрофа. Негрин уверен, что противник играет последнюю карту, если удастся остановить его, французское и английское правительства… вынуждены будут под нажимом общественного мнения оказать Испании существенную и решающую помощь»[1404]. Наивные надежды! Англия и Франция сдали Испанию с еще большей легкостью, чем Чехословакию. Гражданская война закончится в апреле полным поражением республиканцев.

На столь тревожном международном фоне прошел XVIII съезд ВКП(б). 10 марта Сталин в самой резкой форме осудил страны-агрессоры — Германию, Японию и Италию, которые развязали «новую империалистическую войну». Но при этом он жестко критиковал «неагрессивные страны» за отступление перед агрессорами:

— В политике невмешательства сквозит стремление, желание не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участниками войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга. И дешево, и мило»[1405].

Главный вывод, который сделал Сталин и который услышал остальной мир: «Соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». На Западе перевели последнюю фразу как «таскать каштаны из огня» — под таким названием выступление станет известно миру. Сталин сказал также о возможности победы коммунизма в отдельно взятой стране. Закладывалась основа для расхождения Молотова с партийной ортодоксией. Позднее он напишет: «Можно ли считать случайным, что Ленин говорил о возможности победы социализма в одной стране, но нигде, ни одного раза не говорил о возможности победы коммунизма в одной, отдельно взятой стране?»[1406] Молотов не мог себе представить, как коммунистическое общество (социалистическое — куда ни шло) может существовать в капиталистическом окружении. На съезде же Молотов докладывал пятилетний план и поставил амбициозную цель:

— Пришло время практически взяться за решение основной экономической задачи СССР: догнать и перегнать также в экономическом отношении наиболее развитые капиталистические страны Европы и Соединенные Штаты Америки, решить эту задачу окончательно в течение ближайшего периода времени. Решив эту задачу, мы сделаем СССР самой передовой страной в мире во всех отношениях.

Доклад Молотова на съезде оказался главным источником информации о планах на третью пятилетку. Вскоре все плановые корректировки засекретят по соображениям национальной безопасности:

— По плану третьей пятилетки народный доход страны возрастет (в ценах 1926–1927 годов) с 96 миллиардов до 174 миллиардов рублей, то есть в 1,8 раза. Прирост народного дохода должен составить 78 миллиардов рублей, то есть больше, чем за обе первые пятилетки, вместе взятые. Объем продукции по промышленности СССР на 1942 год, на последний год третьей пятилетки, устанавливается в 180 миллиардов рублей (в ценах 1926–1927 годов) против 95,5 миллиарда рублей в 1937 году, то есть рост на 88 процентов. Среднегодовой темп роста промышленной продукции устанавливается в 13,5 процента, то есть несколько меньший, чем во вторую пятилетку. Надо, однако, учесть, что каждый процент прироста промышленной продукции к концу третьей пятилетки будет составлять 1,8 миллиарда рублей против 950 миллионов рублей в конце второй пятилетки.

Выше среднего темпа должны были расти машиностроение, электроэнергетика, химическая промышленность, производство качественных сталей, «большевистскими темпами» предлагалось увеличивать добычу угля, нефти и газа. Из крупных промышленных строек Молотов выделил «Второе Баку» между Волгой и Уралом, две величайшие в мире гидроэлектростанции в районе Куйбышева, завершение строительства Московского и Горьковского автозаводов, Магнитогорского металлургического комбината, Криворожский и Запорожский металлургический заводы, БелГРЭС, Мингечаурскую ГЭС. Вместе с тем план требовал «решительного отказа от гигантомании в строительстве, которая стала болячкой некоторых хозяйственников», большего упора на скоростное строительство средних и малых предприятий. Основные управленческие резервы виделись в усилении борьбы с бесхозяйственностью, освоении и использовании новой техники, дальнейшем повышении производительности труда, усилении критики недостатков. Рост продукции сельского хозяйства должен был составить 52 процента. Ставилась задача «повысить народное потребление в полтора-два раза, увеличить среднюю зарплату рабочих и служащих на 35 процентов. Расходы на социальное страхование, просвещение, здравоохранение, пособия многодетным матерям должны были вырасти больше чем в 1,7 раза. В конце выступления Молотов вновь вернулся к теме соревнования двух систем:

— Надо признать, что нас на соревнование никто не вызывает. (Общий смех, аплодисменты.) Можно даже сказать, что мы вообще непрошеными на свет явились. Но, явившись на свет, мы хотим постоять и постоим за дело Октября. (Аплодисменты.)… Мы идем в это соревнование, уверенные в своих внутренних силах, уверенные в нашей победе[1407].

Как знать, где была бы советская экономика, если бы не война. По оценке знатока военной экономики М. Харрисона, в 1939 году по размеру ВВП (он считал в миллиардах международных долларов в ценах 1985 года) советская экономика была второй в мире. Ее ВВП